Президент РФ в послании Федеральному собранию РФ 2015 года предложил сделать так, чтобы молодые люди не попадали в тюрьму за мелкие преступления, для чего просил Госдуму РФ «перевести преступления, не представляющие большой общественной опасности, в разряд административных правонарушений».
Верховный суд, выполняя поручение Президента, ещё в декабре внёс предложение – декриминализовать побои и ряд других преступлений небольшой тяжести. Слово «декриминализировать» означает «перестать считать преступлением», то есть виновным общественно опасным уголовно наказуемым деянием.
Обратим внимание: главный признак преступления — общественная опасность. То есть не опасность для потерпевшего, а опасность для принятых отношений в обществе – когда делается то, что выходит вон из ряда нормального, что делаться не должно, что мешает обществу жить. Точного определения нет, ибо категория «общественная опасность» – из правовой науки, а не из законодательства, а в науке всегда есть разные школы и мнения. Простой обыватель с этой категорией не знаком, но подразумевается, что ему это и не надо, потому что преступления – это именно такие деяния, которые для всех очевидно преступают границы приемлемого для общества. И поэтому в обвинительном акте пишут: «сознавая общественно опасный характер своего деяния, обвиняемый…».
Юрист, если он не студент-двоечник, понимает разницу: формальные признаки преступления, указанные в статье Уголовного кодекса, – ещё не преступление. Нужен ещё умысел и общественная опасность. И даже если умысел есть:
УК РФ. Статья 14 ч.2. Не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного настоящим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности.
Побои – хрестоматийная иллюстрация разницы между преступлением и рядовым поступком (пусть и некрасивым). Формальные признаки – «насильственные действия, причинившие физическую боль, но не повлекшие» ущерба здоровью. К примеру, даже синяки-царапины – не считаются ущербом здоровью, они заживают сами. Но всем очевидно: это не значит, что можно побить соседа, который не так паркуется или играет ночью на саксофоне, или поколотить прохожего, который не уступил дорогу. Всем очевидно, что это недопустимый в обществе способ выяснения отношений между гражданами (субъектами с «автономными волями»). То есть это общественно опасное деяние. Преступление.
Но эти же формальные признаки имеют и массовые народные воспитательные средства – шлепки-подзатыльники-ремни. Их практикует примерно половина родителей, другая половина их не считает хорошим средством воспитания, но не видит в этом ничего страшного. И только 2% (для ремня 7%) считает это преступным.
Разумеется, нельзя считать ущербом общественным отношениям то, что входит в фактическую норму общественных отношений. Разумеется, неправда, что шлёпающий «сознаёт общественную опасность своего деяния». И уж само собой, в демократическом обществе нельзя считать преступлением то, что 95% преступлением не считает. Да и мотив шлепка у родителя – не только не антиобщественный, но наоборот: родитель чувствует ответственность за воспитание ребёнка (это его обязанность по закону) и стремится выработать рефлекс против антиобщественного поведения, чувство общественной нормы. Ровно такой же мотив, по какому государство наказывает взрослых – хоть уголовно, хоть административно. Только в сфере ответственности родителя.
Таким образом, родительские наказания (в указанных рамках — «без ущерба для здоровья») невозможно считать преступлением. Такой вывод вытекает и из правовой культуры, и из обычая общества (это социологический факт, не важно кто как к этому обычаю относится), и из опыта правоприменителей, которые предпочитают не лезть в дела семьи не столько из человеческой солидарности (сами имеют семьи), сколько из понимания, что сегодня жена заявление подала, завтра забрала.
Короче, статья «Побои» написана не про родительские наказания, хотя указанные в ней формальные признаки деяния подходят. И вообще не про семейные отношения. А про выяснение отношений с чужими людьми. Трудно представить, чтобы общество так же снисходительно относилось к битью чужих детей или чужих жён. Подавляющему большинству понятно – закон должен регулировать гражданские отношения (между чужими), а в семейные лезть не должен. В семье люди сами разберутся.
Итак,
Побить чужого человека – преступление.
Родительское наказание – не преступление,
а способ выполнения родительских обязанностей. Насколько удачный – это спор не о праве, а о педагогике.
Общество в целом так и жило, не придираясь к родителям, хотя и не было явной юридической нормы, что родительские наказания не несут состава преступления. В ней не было нужды, потому что среди правоприменителей ещё была правовая культура – понимали разницу между преступлением и формальными признаками преступления. И потому что в обществе не было вожделений, которые заставляют эту культуру отбрасывать, не было интереса взламывать семьи, чтобы добывать из них детей для привилегированных опекунов.
Но в последние годы эта культура отброшена. Мы видим всплеск привлечения родителей за подзатыльники. Тон задаёт прокуратура – словно прокуроры стали вдруг теми студентами-двоечниками, и довольствуются формальными признаками. Я не раз наблюдал, как у моих подзащитных дознаватель закрывала дело по незначительности, но надзирающий прокурор заставлял его возобновить. И уже другая дознаватель, застегнувшись на все пуговички, вынуждена была вымучивать те самые лживые слова в обвинительном акте: «сознавая общественно опасный характер , приступила к реализации своего умысла…».
Процедура преследования извращает жизненную суть семейных отношений и на судебной стадии: потерпевший (ребёнок) н обвиняемый (мать) не могут примириться! Хотя в жизни они давно, почти сразу после шлепка, примирились – обнялись и живут себе дальше, в процессе ребёнка представляет («спасает», «защищает») тот самый прокурор, с отнюдь не детским отношением к матери чужого ему ребёнка и с установкой нагнетать показатель осуждаемости по родительским побоям.
То есть ювенальный тренд прокуратуры заставляет её отбрасывать правовую культуру, привлекать родителей за побои (ещё раз напомню — речь не об истязаниях), разрушать семьи.
И вот Верховный суд, идя навстречу Президенту, предложил декриминализировать побои. Не вообще побои, а только «первые побои», и то кроме самых опасных — тех, которые совершаются из хулиганских побуждений или из ненависти к широкой группе людей или убеждений. Это было никак не связано с родительскими делами. Речь как раз шла, условно говоря, о драках с соседями. То есть было предложено обходиться административным наказанием, если битьё имело целью чего-то от соседа добиться, и если бивший попался на битье впервые (если один раз, то это теперь нормально, то есть не будет считается общественно опасным!!). А для «самых опасных» побоев сроки санкции резко увеличились – с трёх месяцев до двух лет.
Декриминализация – это в первую очередь, уменьшение нагрузки на органы расследования. Она означает резкое упрощение разбирательства – потому что процедура уголовного обвинения сложна (и это правильно – обвинить гражданина в преступлении и должно быть непросто). Она сложна, но часто ничем не кончается – стороны-соседи успевают примириться и тот самый прокурор не может им в этом помешать. С точки зрения последствий для побившего, перевод битья в административный разряд спасает его от возможного ярлыка «судимость», но в других отношениях облегчение участи иллюзорно: разбирательство становится проще, быстрее, наказание неотвратимее и не обязательно менее суровое.
В родительской среде слово «декриминализация» породило надежду на то, что перестанут уголовно преследовать родителей. Хотя, повторюсь, речь в законопроекте сразу шла только о первом шлепке, и за него предлагался неотвратимый штраф «от 5000 рублей» — огромная сумма для одинокой матери в деревне (25 кг круп – это еда на месяц). То есть радоваться было особенно нечему. А принципиально правильный, культурный (в смысле именно правовой культуры) лозунг «прекратите преследовать за родительские наказания» выдвигать не решались, опасаясь быть понятыми так, будто они физические наказания пропагандируют. На самом деле речь идёт не о пропаганде, а о констатации – родители выполняют свои обязанности так, как умеют и как позволяют им условия жизни («педагогическая ситуация»). В соответствии с тем, как это делалось в их традициях. И никому не может быть позволено учить русский народ, как ему воспитывать своих детей.
Однако, случилось не предвиденное – подозреваю, не только родителями, но и Президентом, и Верховным судом. Уже после первого чтения налетели те, кто давно муссировал тему семейно-бытового насилия. Люди с сознанием, извращённым даже на фоне тех 2-7%, которые считают физические наказания преступлением. Люди, которые считают, что бить чужих – не так страшно, как своих. Что родственные побои — и есть самые опасные. Они ненавидят семью в принципе, считая её формой тоталитарной деспотии. Они признают только права отдельных индивидов. На русский язык их выражения даже трудно переводимы: они говорят о «правах человека женщин» (women human rights), «правах человека детей» (children human rights). Но их ум и совесть витают не в традициях народов России, а в международных извращенческих кругах ювенального и феминистского толка.
И в законопроект Верховного суда внесли поправки, радикально изменяющие смысл и концепцию закона. Что после первого чтения уже недопустимо. По предложению Правительства и депутата Крашенинникова внесено огромное количество поправок, в том числе:
1) вводится новый квалифицирующий признак преступления – «побои в отношении близких лиц». То есть то, что не должно было считаться преступлением, а, самое большее, некрасивым поступком, теперь хотят явно считать преступлением. Причём, по технике это сделано безобразно – признак, связанный с отношением к потерпевшему («близкие лица») рядоположен с признаками по мотивам преступления.
2) для такого «семейного насилия» отменена возможность примирения сторон. То есть миротворческие способности самого общества насильственно выключаются.
В итоге уголовное преследование за побои не только не уменьшается, а наоборот, распространяется на тех, кого сейчас оно обходило (или должно было обходить) стороной – на половину взрослого населения. Причём, без права на примирение, что трудно объяснить иначе как ненавистью к семье.
Казалось бы, такое могут проводить только люди с психическим комплексами. Может быть, это те, которым не удалось семейное счастье, которые завидуют нормальному трудному счастью нормальных семей и хотят его разрушить? Может быть, те, кого в детстве неправильно шлёпали (без любви), и они затаили обиду на всех родителей страны? Такими вполне могут быть какие-нибудь феминистки.
Но это если считать голосующих думающими и самостоятельными. А они могут оказаться безразличными к сути дела людьми, голосующими как им велят кормящие их структуры. Или даже извлекающими выгоду из разрушения семьи в виде добычи детей для рынка привилегированного родительства – в корыстных и более грязных целях.
Так или иначе, вместо декриминализации преступления, намечена криминализация массовой практики, по которой половину народа можно посадить. Это новая ступень эволюции (точнее, инволюции, сворачивания) семейного права: сначала за родительские наказания стали наказывать как за побои, а теперь именно этот вид побоев причислен к самым опасным.
Уже который раз поручения Президента исполняются наоборот.
Так, 9 февраля 2013 года президент обещал не допустить социальный патронат. Его переименовали в «социальное сопровождение» и провели.
Теперь вот – поручение о декриминализации привело к криминализации. Может быть, лучше, если бы Президент не давал никаких поручений, пока не сменит исполнительную власть, столь зависимую от западных извращений?
Но сейчас от него требуется одно — быть готовым наложить вето. Потому что антисемейные силы очень торопятся.
ности действия данной административно-правовой нормы на практике.
Отметим, что дополнение УК РФ новыми ст. 2301 и 2302 отвечает современным требованиям, предъявляемым к успешной и результативной
подготовке спортсменов к соревнованиям различного уровня, и повысит эффективность законодательства Российской Федерации в противодействии нарушению антидопингового законодательства.
Библиографический список
Аргументы и факты. 2016. № 42, 45.
Брусникина О. А., Песков А. Н. Правовые проблемы борьбы с допингом в профессиональном спорте // Государство и право. Теория и практика. 2014. № 9.
Булаевский Б. А. Презумпция вины как основание принципа строгой ответственности в антидопинговых правилах // Журнал зарубежного законодательства и сравнительного правоведения. 2012. № 5.
Иванова Т., Басова М. Актуальные проблемы антидопингового законодательства в Российской Федерации // Право и экономика. 2016. № 9.
Мир новостей. 2017. № 1, 2.
Московский комсомолец. 2016. № 266.
Основания классификации и виды криминализации и декриминализации
НЕЧАЕВ Алексей Дмитриевич, научный сотрудник отдела проблем прокурорского надзора и укрепления законности в сфере уголовно-правового регулирования, исполнения уголовных наказаний и иных мер уголовно-правового характера НИИ Академии Генеральной прокуратуры Российской Федерации
123022, Россия, г. Москва, ул. 2-я Звенигородская, 15
E-mail: a.d.nechaev@mail.ru
В новейшей истории российского уголовного законодательства (1997—2016 гг.) активность политических сил по его совершенствованию может быть охарактеризована как повышенная. За 20-летний период действия Уголовного кодекса Российской Федерации принято 198 федеральных законов, вносящих в него изменения. В большинстве из них находит отражение результат криминализации и декриминализации ((де)криминализации) деяния. В то же время законодателю и научному сообществу не всегда очевидно уголовно-политическое назначение подобных изменений уголовного закона. Предпосылкой для более четкой и последовательной законодательной и оценочной форм реализации уголовной политики призвана служить классификация процессов (де)криминализации деяний.
Целью исследования выступает выработка научно обоснованной классификации криминализации и декриминализации деяний по различным основаниям и с использованием примеров отечественного законотворчества, что предопределяет постановку и решение ряда задач: показать важность классификации для развития теории и практики (де)криминализации деяний, проанализировать представленные в отечественной литературе подходы к классификации названных процессов, представить классификационную карту (де)криминализации.
Методологическую основу исследования составляют всеобщие (диалектический), общенаучные (анализ и синтез, индукция и дедукция, системный), частнонаучные (формально-юридический и нормативно-юридический) методы познания.
Рассмотрены основания классификации криминализации и декриминализации. В результате критического переосмысления представленных в литературе подходов предложены шесть классификационных оснований: законодательный способ осуществления; меха-
низм осуществления; доктринальный способ осуществления; вектор осуществления; характер осуществления; степень охвата уголовно-правовых запретов. По соответствующим основаниям произведено выделение классификационных групп, сопровождаемых примерами из законотворческой практики изменения уголовного законодательства.
Ключевые слова: криминализация, декриминализация, классификация, основание классификации, виды (де)криминализации.
Classification Bases and Types of Oriminalization and Decriminalization
A. D. NECHAEV, research fellow of the Academy of the Prosecutor General’s Office of the Russian Federation
15, Vtoraya Zvenigorodskaya st., Moscow, Russia, 123022
E-mail: a.d.nechaev@mail.ru
Keywords: criminalization, decriminalization, classification, classification basis, types of (de) criminalization.
DOI: 10.12737/article_59240c2fdd22a0.26509633
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Обозначенное Э. Ф. Побегайло по- ческий метод представляет собой нимание криминализации как «вы- процесс и результат установления явление опасных для личности, об- (устранения) уголовно-правового щества или государства деяний и запрета.
признание их преступными путем Классификация есть «способ упо-установления в уголовном законе рядочения, структурирования… мно-запрета на их совершение»1 позво- жества объектов, рассечения его на… ляет утверждать, что (де)крими- подмножества»3. Значение класси-нализация2 как уголовно-полити- фикации процессов (декримина-
лизации для доктрины уголовно-
го права заключается в том, что она позволяет, с одной стороны, систе-
2 При указании на криминализацию и де- ные труды. Т. 3: Уголовная политология. М.,
криминализацию в настоящей статье при- 2015. С. 20).
менено сокращение «(де)криминализация» 3 Лебедев С. А. Методология научного по-
(см.: Жалинский А. Э. Уголовная полито- знания: монография. М., 2015.
матизировать эти процессы, а с другой — познать их сущность на более глубоком уровне, установить их общие закономерности и объективные свойства. Классификация (декриминализации поможет законодателю ориентироваться во всем многообразии предложений о совершенствовании уголовного закона, осмыслить уголовно-политическое назначение предлагаемых или производимых изменений уголовного закона4.
Основание (критерий) классификации — признак, позволяющий разделить совокупность процессов и явлений на самостоятельные классификационные группы (виды). Представляется, что, базируясь на таком сквозном, интегральном понятии, как «уголовно-правовой запрет»5, можно осуществить классификацию (де)криминализации по следующим основаниям.
1. По критерию «законодательный способ осуществления», под которым следует понимать прием конструирования запрета с учетом структуры уголовного закона (Общая и Особенная части), можно выделить общую и специальную (де)криминализацию.
При общей (де)криминализации запрет устанавливается (устраняется) посредством внесения изменений в нормы Общей части УК РФ. Вопреки мнению о невозможности
4 При осуществлении законотворческой деятельности не всегда имеется четкое представление о соотношении предлагаемого изменения с существующей системой уголовно-правовых запретов. Так, при обсуждении законопроекта, в котором предлагалось заменить категорию «служащий органа местного самоуправления» термином «муниципальный служащий», докладчики испытывали сложности в определении того, приведет ли предлагаемое изменение к криминализации или декриминализации по кругу субъектов преступления (подробнее см.: Стенограммы обсуждения законопроекта № 343289-6. URL: http://api.duma. gov.ru/api/transcript/343289-6).
5 Далее — запрет.
криминализации данным способом6 считаем необходимым поддержать позицию А. И. Коробеева: «Криминализация возможна за счет определения общих оснований и условий уголовной ответственности, что зависит от законодательной регламентации возраста, вменяемости, вины, соучастия, приготовления, покушения и т. д.»7. Декриминализация посредством изменения норм Общей части также поддерживается рядом специалистов8. Полагаем, что общая (де)криминализация может осуществляться путем изменения возраста уголовной ответственности, вменяемости, вины, особенностей неоконченного преступления, преступления в соучастии и т. д. Так, в 2014 г. ч. 2 ст. 20 УК РФ9 была дополнена указанием, что ответственность за совершение некоторых преступлений (ст. 2221 и 2231) наступает с 14 лет. Снижение возраста наблюдалось и в 2016 г. (ст. 2053, ч. 2 ст. 2054, ч. 2 ст. 2055, ч. 2 ст. 208, ст. 211, ч. 2 ст. 212, ст. 277 и 360).
Специальная (де)криминализа-ция заключается в том, что запрет устанавливается (устраняется) посредством изменения норм Особенной части УК РФ.
2. По основанию «механизм осуществления», т. е. в зависимости от существующей на момент проведе-
6 См.: Радошнова Н. В. Криминализация (декриминализация) в уголовном праве России: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2015. С. 138.
7 Коробеев А. И. Советская уголовно-правовая политика: проблемы криминализации и пенализации. Владивосток, 1987. С. 62—63.
9 Далее при указании статей аббревиатура «УК РФ» не приводится.
ния (де)криминализации системы запретов, криминализация может быть классифицирована на первичную и вторичную, а (декриминализация — на полную и частичную.
Т. А. Плаксина выделяет два вида криминализации: один «заключается в установлении уголовной ответственности за какие-либо деяния, которые вообще не были известны уголовному закону», а другой — «когда ответственность за какое-либо деяние уже предусмотрена… но посредством изменения… статья начинает охватывать более широкий круг деяний»10. Н. А. Беляев отмечал, что не возникает проблем при полной декриминализации: «Данный поступок (правонарушение) перестает быть преступлением и переходит в разряд иных правонаруше-ний»11. С. Г. Келина выделяла «метод частичной декриминализации, когда введение в состав преступления какого-либо дополнительного признака (наличие вредных последствий, специального субъекта, умышленной вины и т. д.)»12 сужает запрет.
В литературе высказываются позиции о том, что результатом (де)криминализации выступает включение (исключение) статьи13, состава преступления14, норм Осо-
10 Плаксина Т. А. Криминализация и декриминализация в современном уголовном праве России // Российское государство и право: традиции, современность, будущее. Барнаул, 2011. С. 176.
11 Беляев Н. А. Уголовно-правовая политика и пути ее реализации. Л., 1986. С. 95.
12 Келина С. Г. Основания уголовно-правового запрета // Матер. IV советско-западногерманского симпозиума по криминологии, уголовному праву и процессу. Киев, 1990. С. 12.
13 См.: Лопашенко Н. А. Указ. соч. С. 133; Радошнова Н. В. Указ. соч. С. 138—145.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
2005. Вып. 5. С. 236—238.
бенной части15. В то же время подобные подходы следует принимать с большой осторожностью ввиду следующего.
Во-вторых, устранение статьи не свидетельствует о полной декриминализации. Например, при исключении норм об оскорблении (ст. 130) запрет частично сохранился в отношении некоторых категорий потерпевших в ст. 297 (неуважение к суду), а при признании утратившей силу ст. 188 (контрабанда) — в ст. 2261 и 2291. Полная декриминализация — редкое в отечественной законодательной практике явление (2003 г. — ст. 182 и 200; 2005 г. — ч. 2 ст. 195; 2010 г. — ст. 173; 2011 г. — ст. 129, 298).
В-третьих, при введении новых статей или частей может происходить частичная криминализация. Так, при введении ч. 1 ст. 2282 в 2003 г. наблюдалась частичная криминализация (нарушение правил куль-
тивирования). Аналогично не следует рассматривать как первичную криминализацию введение в 2013 г. ст. 2001 и в 2014 г. ст. 2002 (специальные виды контрабанды).
Полагаем, что криминализация бывает первичной (устанавливается новый запрет, не соотносящийся с существующими) и вторичной (расширяется существующий запрет), а декриминализация — полной (устраняется существующий запрет с установлением запрета иной отраслевой принадлежности16 или признанием поведения правомер-ным17) и частичной (сужается существующий запрет).
Первичная криминализация и полная декриминализация по законодательному способу являются специальными, а вторичная криминализация и частичная декриминализация могут также быть общими.
3. Может быть предложена классификация по критерию «доктри-нальный способ осуществления», под которым мы понимаем прием установления, изменения или устранения запрета по тем или иным признакам состава преступления.
Несмотря на отмечаемое в литературе различие между запретом и составом преступления18, в процессе (де)криминализации запрет изменяется в той же степени, что и состав преступления. На основе применения общенаучного метода аналогии можно предложить классификацию по признакам состава преступления. Эта классификация основана на устоявшемся подходе к ква-
17 См.: Плаксина Т. А. Указ. соч. С. 176.
18 Подробнее о различиях см.: Маркун-цов С. А. Состав преступления и уголов-
но-правовой запрет как юридические кон-
струкции // Юридическая техника. 2013. № 7-2. С. 478.
лификации по элементам и признакам состава преступления19, а также отражает существующий в литературе дискурс об изменении отдельных признаков как о способе осуществления (де)криминализации20. Название данного основания классификации как «доктринальное» обусловлено представлением о составе преступления как о теоретической конструкции наряду с законодательной конструкцией уголовно-правового запрета.
Данная классификация применима для вторичной криминализации и частичной декриминализации и не применима к первичной криминализации и полной декриминализации в силу системности последних.
Отметим несколько исходных положений. Во-первых, для демонстрации используются примеры изменения единичного признака, а не их совокупности. Во-вторых, некоторые признаки могут меняться как качественно, так и количественно. Под «качественной» (де)криминализаци-ей мы понимаем случаи, когда уголовно-правовой запрет формально расширяется (сужается) в результате указания (устранения указания) на признак, а под «количественной» — случаи, когда наблюдается формальное расширение (сужение) уголовно-правового запрета в результате изменения размера, характеризующего признак.
(Де)криминализация по признакам «объекта».
Признак предмета. Качественный подвид имеет криминализа-ционную направленность. Одним из примеров выступает указание в 1998 г. в ст. 189 на «сырье, материалы и оборудование», а в ч. 1 ст. 222 на «основные части» огнестрельного оружия. В 2010 г. произошло расширение запретов за счет «растений» и
19 См., например: Кудрявцев В. Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., 1963.
20 См.: Коробеев А. И. Указ. соч. С. 63—64; Прозументов Л. М. Указ. соч. С. 236—238.
Примером количественного подвида криминализации выступает изменение нижней границы крупного размера культурных ценностей с 1 млн до 100 тыс. руб. (п. 4 примеч. к ст. 2261 в 2013 г.). В 2016 г. нижняя граница крупного размера для ч. 3 ст. 1711 была поднята с 250 до 400 тыс. руб., отразив соответственно декриминализацию по предмету.
Признак потерпевшего. В 2003 г. за счет «специалиста» произведена криминализация по потерпевшему в ст. 295 и ч. 2 ст. 296. Указание в 2010 г. на временную администрацию не только кредитной, но и «финансовой организации» в ч. 3 ст. 195 также демонстрирует криминализацию этого вида. Однако, если признак потерпевшего изменяется как квалифицирующий (2009 г. — ч. 2 и 3 ст. 134 и 135; 2012 г. — ч. 2 ст. 132), это не расширяет запрет, а дифференцирует ответственность.
(Де)криминализация по признакам «объективной стороны».
Признак деяния. Случаи качественной криминализации: 2001 г. — альтернативные деяния «разработка» и «накопление» (ст. 355); 2002 г. — призывы к «осуществлению экстремистской деятельности» (ст. 280); 2003 г. — альтернативное «нарушение правил культивирования растений» (ч. 1 ст. 2282); 2010 г. — наряду с дифференциацией по огнестрельному оружию ограниченного поражения указано на «переделку» (ч. 1 ст. 223).
В 2015 г. криминализация данного вида наблюдалась в ст. 170 (замена «с землей» на «с недвижимым имуществом», указан Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество) и ч. 1 ст. 293 (неисполнение или ненадлежащее исполнение обязанностей по должности). В 2016 г. уголовно-правовые запреты (ч. 1—3 ст. 184, ч. 1 и 5 ст. 204, ч. 1 ст. 290, ч. 1 ст. 291) расширены за счет возможности получения (дачи) взятки, предмета подкупа «иным физическим или юридическим лицом».
Примерами качественной декриминализации выступают: 2003 г. — наряду с дифференциацией «незаконное приобретение и ношение» газового и холодного оружия перестало быть запрещенным под угрозой наказания (ч. 1 и 4 ст. 222), устранено указание на «прокурора» (ст. 310); 2010 г. — устранено указание на осуществление деятельности «с нарушением лицензионных требований и условий» (ч. 1 ст. 171 и ч. 1 ст. 172).
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Признак преступного последствия. Наибольшее число примеров качественной криминализации этого вида имели место в 2003 г. В результате изменения ч. 1 ст. 216 и ст. 217 преступным стало деяние и при наличии альтернативного признака «крупный ущерб». В аспекте декриминализации «тяжкие последствия» были заменены на «причинение тяжкого вреда или смерти человеку» в ст. 218. В статье 196 было исключено альтернативное последствие «иные тяжкие последствия». Кроме того, тем же законом из ряда статей было исключено указание на причинение средней тяжести вреда здоровью, на что мы обратим внимание при анализе декриминализации по признаку вины. В 1998 г. «крупный ущерб» исключен из ч. 1 ст. 264, а в 2003 г. —
из ч. 1 ст. 263, ч. 1 ст. 266, ч. 1 ст. 269 (декриминализация).
Многочисленны и примеры количественной криминализации: 2008 г. — нижняя граница «значительности» изменена с 10 до 5 тыс. руб. (примеч. к ст. 260); 2014 г. — введено примеч. к ст. 180 (ущерб, сумма которого превышает 250 тыс. руб.), в то время как ранее «крупность» определялась в примеч. к ст. 169 (ущерб, превышающий 1 млн руб.).
Признак способа. В 2006 г. в ч. 2 ст. 261 указано не только на «загрязнение», но и на «иное негативное воздействие» (криминализация).
Признакместа совершения. Можно отметить следующие случаи криминализации этого вида: 2003 г. — устранена «охраняемость» Государственной границы РФ (ст. 322); 2007 г. и 2009 г. — признак «на территории заповедника, заказника» заменен «на особо охраняемой природной территории» (п. «г» ч. 1 ст. 256 и ч. 1 ст. 258).
(Де)криминализация по признакам «субъективной стороны».
Признак вины. В 2003 г. произошла декриминализация причинения средней тяжести вреда здоровью по неосторожности (ч. 3 и 4 ст. 118). Устранение указания на причинение средней тяжести вреда здоровью (ст. 143, 216, 219, 263, 264, 266, 267, 268, 269) в той же редакции, а также в ч. 1 ст. 349 и ч. 1 ст. 350 в 2004 г. отразили декриминализацию по последствию. Пример криминализации по вине — исключение признака «заведомость» в ст. 2421 в 2009 г. и в ч. 1 ст. 134 и 135 в 2012 г. (привело к возможности совершения с любым видом умысла).
Признак цели. Имеются примеры криминализации: 2008 г. — устранение цели «сбыта» при приобретении
специальных технических средств, предназначенных для негласного получения информации (ч. 3 ст. 138); 2014 г. — указание альтернативной цели «дестабилизации деятельности органов власти или международных организаций» в составе террористического акта (ч. 1 ст. 205); 2015 г. — замена целью «внесения в единый государственный реестр юридических лиц сведений о подставном лице» (ч. 1 и 2 ст. 1732).
Признак мотива. В 2007 г. осуществлена криминализация по мотиву в составе хулиганства — введен п. «б» ч. 1 ст. 213, предусмотревший альтернативный признак основного состава «по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы». В той же редакции в ряде норм был установлен квалифицирующий признак (п. «л» ч. 2 ст. 105, п. «е» ч. 2 ст. 111, п. «е» ч. 2 ст. 112 и др.), однако это было дифференциацией ответственности.
(Де)криминализация по признакам «субъекта».
Признак возраста. Криминализация этого вида традиционно является общей (ч. 2 ст. 20). Пример изменения возраста в 2014 г. (ст. 2221 и 2222) приводился ранее. Значимой была криминализация 2016 г. — возраст субъекта снижен до 14 лет по ряду составов (ст. 2053, ч. 2 ст. 2054, ч. 2 ст. 2055, ст. 208, 211, 212, 277, 360). Указание на ст. 2056 и 361 в силу ранее обозначенных причин следует рассматривать как первичную криминализацию. Декриминализация осуществляется как специальная. Так, возраст субъекта был поднят с 16 до 18 лет в 2003 г. (ч. 1 ст. 151) и 2004 г. (ст. 135). Однако не всегда изменение свидетельствует о декриминализации. Указание квалифицированного признака в п. «в» ч. 3 ст. 2281 в 2009 г. следует рассматривать как дифференциацию ответственности.
Признак вменяемости. Этот вид общей (де)криминализации теоретически возможен за счет внесения изменений в ст. 21.
Признак специального субъекта. Можно сослаться на следующие случаи криминализации этого вида: 1999 г. — указание на лицо, обязанное обеспечивать информацией «органы, уполномоченные на принятие мер по устранению такой опасности» (ч. 1 ст. 237); 2001 г. — устранение указания на «краткосрочность» выезда (ч. 2 ст. 314); 2007 г. — в число субъектов преступления помимо руководителей организаций включены «работодатели — физические лица» (ч. 1 ст. 1451); 2013 г. — устранен специальный субъект (ч. 1 ст. 189 — данный признак до 2002 г. также отсутствовал); 2014 г. — запреты распространены на граждан, не являющихся индивидуальными предпринимателями (ст. 195, 196, 197).
В 2014 г. произвели замену понятия «служащий органа местного самоуправления» на «муниципальный служащий» в ряде статей уголовного закона. Вопреки позиции о техническом характере изменения в силу ч. 1 ст. 6 и ч. 1 ст. 10 Федерального закона от 2 марта 2007 г. № 25-ФЗ «О муниципальной службе в Российской Федерации» это привело к тому, что при указании на муниципального служащего, не являющегося должностным лицом (ст. 288, ч. 1 ст. 292, ч. 1 ст. 2921, ст. 315), произошла криминализация, поскольку под запрет попали и служащие муниципальных избирательных комиссий.
4. Классификация может быть осуществлена по критериям «вектор осуществления» и «характер осуществления». Н. В. Радошнова рассматривает первичную и возвратную криминализацию, понимая под последней повторное внесение «новой статьи в УК… предусматривающей преступность деяния, преждевременно признанного утратившим общественную опасность», а также первичную и преждевременную декриминализацию, наступающую
«в случае, когда признание деяния утратившим общественную опасность и исключение его состава из УК РФ вызвало повторное внесение в УК РФ новой статьи, предусматривающей преступность деяния, ранее признанного утратившим общественную опасность»21. Отказ от межкодификационной как синонима первичной позволяет выделить по такому основанию, как «вектор осуществления», обратимую и необратимую (де)криминализацию. Применение данной классификации возможно только при анализе динамических рядов (де)криминализации. Об обратимости или необратимости можно говорить лишь как о векторе в конкретном временном интервале, поскольку еще вчера необратимая (де)криминализация сегодня может стать обратимой. В случае обратимости криминализации (декриминализации) последующая декриминализация (криминализация) является реститутивной. В процессе осуществления (де)криминализа-ции нельзя утверждать, обратима она или необратима, но можно — ре-ститутивна или нереститутив-на, что отражает классификацию по «характеру осуществления».
Устранение в 2011 г. запретов на клевету (ст. 129 и 298) отражало полную декриминализацию, которая, однако, оказалась обратимой в силу дальнейшей первичной реститутив-ной криминализации в 2012 г. (ст. 1281 и 2981). В части 1 ст. 134 нереститу-тивная декриминализация по потерпевшему 1998 г. (снижен возраст с 16 до 14 лет) была обратимой: последовала реститутивная криминализация в 2003 г. (с 14 до 16 лет). Аналогично следует расценивать как результат обратимой декриминализации в 2012 г. в ст. 134 установление «половой зрелости», поскольку реститутивная криминализация в 2013 г. устранила этот признак.
5. По критерию «степень охвата уголовно-правовых запретов в процес-
21 Радошнова Н. В. Указ. соч. С. 143, 146.
Рис. 1. Классификационная карта (де)криминализации
се их установления, изменения или устранения» полагаем возможным выделить следующие виды (де)кримина-лизации: генеральную (охватываются все существующие уголовно-правовые запреты), групповую (охватываются отдельные запреты по какому-то признаку) и частную (охватывается отдельно взятый запрет).
Примером общей генеральной криминализации следует признать внесенное в 2006 г. изменение в ч. 1 ст. 12, устранившее двойную за-прещенность деяния при конструировании принципа гражданства. В 2016 г. наряду с общей групповой криминализацией по субъекту была осуществлена генеральная кри-
минализация деяний — ч. 3 ст. 12 дополнена «или иным документом международного характера, содержащим обязательства, признаваемые Российской Федерацией, в сфере отношений, регулируемых» уголовным законом. Пример частного вида — любая специальная первичная криминализация.
Совокупность проанализированных подходов к (де)криминализа-ции позволяет выработать классификационную карту (рис. 1). Связи между классификационными группами, выделенными на основе различных классификационных признаков, отражены на рисунке пунктирной линией.
Библиографический список
Беляев Н. А. Уголовно-правовая политика и пути ее реализации. Л., 1986.
Борсученко С. А. Криминализация и декриминализация деяний как методы уголовно-правовой политики // Вестник Российской правовой академии. 2010. № 2.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
Жалинский А. Э. Уголовная политология: становление и развитие // Избранные труды. Т. 3: Уголовная политология. М., 2015.
Келина С. Г. Об основаниях и последствиях декриминализации деяний // Советское государство и право. 1988. № 11.
Келина С. Г. Основания уголовно-правового запрета // Матер. IV советско-западногерманского симпозиума по криминологии, уголовному праву и процессу. Киев, 1990.
Коробеев А. И. Советская уголовно-правовая политика: проблемы криминализации и пенализации. Владивосток, 1987.
Кудрявцев В. Н. Теоретические основы квалификации преступлений. М., 1963.
Лебедев С. А. Методология научного познания: монография. М., 2015.
Лопашенко Н. А. Уголовная политика. М., 2009.
Маркунцов С. А. Состав преступления и уголовно-правовой запрет как юридические конструкции // Юридическая техника. 2013. № 7-2.
Плаксина Т. А. Криминализация и декриминализация в современном уголовном праве России // Российское государство и право: традиции, современность, будущее. Барнаул, 2011.
Побегайло Э. Ф. Уголовная политика современной России: авторская концепция // Вестник Балтийского федерального университета им. И. Канта. 2007. № 9.
Прозументов Л. М. Способы криминализации (декриминализации) деяний // Современные проблемы юридической науки. Новосибирск, 2005. Вып. 5.
Радошнова Н. В. Криминализация (декриминализация) в уголовном праве России: дис. … канд. юрид. наук. СПб., 2015.
Рудикова Н. В. О соотношении криминализации общественных отношений и криминализации деяний // Норма. Закон. Законодательство. Право. Пермь, 2007.