Содержание
По мотивам прочтения книги Ирины Драгунской
«Код завинчивания».
Этих людей принято с иронией называть «офисным планктоном”, хотя многие из нас сами принадлежат к какой-нибудь из его многочисленных разновидностей. В современном офисе психологический комфорт легко приносится в жертву мнимой эффективности работы. Медленно и незаметно офисная рутина видоизменяет мировосприятие человека – между стаканом «доширака” и мечтами об отпуске он перестает замечать даже самые грубые формы принуждения и самодурства начальников, превращаясь в послушного раба.
Московский журналист Ирина Драгунская собрала в своей книге впечатляющие свидетельства этой незаметной трансформации людей, запертых в офисных отсеках, подобно рабам на галере. По нашему мнению, книга призвана напомнить не только рядовым «белым воротничкам”, но и руководителям всех уровней, что хотя человека сделать рабом несложно, но уважение к личности в конечном итоге оказывается самой выгодной стратегией для любого бизнеса.
Как все начиналось
За внешней стороной современных офисов – сидящими за мониторами людьми, планерками, корпоративными стандартами, тренингами и ежедневной суетой – часто скрывается неприглядная изнанка. Замкнутое пространство, в котором «офисные самураи” обменивают свою жизнь на зарплату, – это территория войны, которую каждый ведет со своим «внутренним рабом”. И многие здесь терпят поражение, даже не успев как следует повоевать. Пленных на этой войне берут охотно: проходит совсем немного времени, и новоявленный офисный труженик, исполненный сознания того, что он «не такой, как все”, начинает мечтать о вещах, о которых ему и положено мечтать, – о кредите на автомобиль, отпуске или новом ноутбуке. Ради этих священных целей он согласен закрыть глаза на безнадежную зависимость от барских прихотей начальства. Главная причина офисного рабства – готовность людей в это рабство продаться.
Зарождение «офисного планктона” как социальной прослойки можно проследить в истории России XIX века. Предшественниками нынешних «рыцарей мыши и клавиатуры” была огромная армия мелких чиновников в государственных департаментах, которые трепетали от страха под суровым взглядом столоначальника и точно так же, как нынешние менеджеры среднего звена, ничего по-настоящему не решали. Психология забитого и униженного мелкого служащего стала излюбленным сюжетом русской литературы. В частности, выразителем драматических коллизий в жизни петербургского «офисного планктона” был Достоевский. Интересно, что уже тогда наблюдались все атрибуты современной офисной жизни – дресс-код, контроль посещаемости, корпоративы и, разумеется, сплошное интриганство. Единственное отличие тогдашней конторы от офиса состояло в полном отсутствии в рядах чиновничества женщин.
«Первая офисная революция” произошла в самом конце XIX века, когда в департаментах появились машинистки, секретарши и прочие «конторские барышни”. Их количество начало резко увеличиваться даже несмотря на то, что в 1917 году политический строй в России поменялся. В итоге в стране возник целый класс советских служащих – мужчин и женщин в невзрачной одежде, которые заполнили бесчисленные конторы и учреждения. Как свидетельствуют литература и фильмы этой эпохи, внешняя строгость трудовой дисциплины (контроль за опозданиями, сложная система отчетности) негласно компенсировалась тотальным саботажем: основные усилия мелкого советского служащего тратились не на работу, а на создание ее видимости. Непосредственное начальство само испытывало притеснения со стороны начальства вышестоящего, и поэтому его опасались мало. Сегодня же ситуация иная: именно непосредственный начальник выступает основным источником дискомфорта для российского офисного работника.
Дресс-код и дисциплина
Многие люди расценивают необходимость соблюдать дресс-код как наиболее унизительный фактор офисного бытия. Прототип дресс-кода имелся в дореволюционной России: по цвету и покрою чиновничьих мундиров было принято судить о ранге должностного лица. Гражданские чины были формально отменены в 1917 году, однако чиновничья униформа оказалась живучей – теперь, правда, каждое советское ведомство получило возможность вводить свой собственный стандарт. Как ни странно, в конце XX века с очередным изменением общественного строя в России идея ведомственной униформы не только не исчезла, но, наоборот, приняла еще более причудливый вид. Известны организации, которые предписывают в специальных инструкциях стандарты буквально для каждой детали внешнего вида сотрудников (цвет, форму, покрой одежды, прическу, цвет галстука, чулок или туфель), далеко выходящие за рамки привычных «светлый верх – темный низ”. Кроме дисциплинирующей функции дресс-кода он выполняет функцию символической границы, отделяющей «своих” от «чужаков”.
Причуды офисной дисциплины далеко не исчерпываются дресс-кодом. Гораздо менее безобидной формой начальственного произвола бывают денежные штрафы – например, за опоздание к началу работы. Как и в случае с дресс-кодом, штрафные санкции как инструмент управления сотрудниками пришли к нам из прошлого. Достаточно вспомнить знаменитый указ Сталина от 26 июня 1940 года, который предусматривал не просто штраф, а тюремный срок всего лишь за 20-минутное отсутствие на рабочем месте. Это значило, например, что обычная поломка будильника могла резко изменить судьбу человека. Сегодня Трудовой кодекс РФ не предусматривает такой формы наказания, как штраф, однако легальная лазейка для взимания штрафов есть. Там, где зарплата сотрудника состоит из оклада и премиальной части, начальник волен сокращать последнюю как угодно. Эпидемия штрафных санкций, которые у некоторых работников могут отнимать до половины зарплаты, захлестнула российские компании. Часто штрафы не выполняют никакой рациональной дисциплинирующей функции, а выступают не более чем проявлением деспотизма начальника. Сотрудники попадают в психологическую ловушку: с одной стороны, штрафы не могут их не возмущать, а с другой – деспотичный начальник может бессознательно восприниматься ими как фигура строгого отца, наказывающего своих чад.
Причудливые формы офисной дисциплины, которые в других ситуациях считались бы вопиющим произволом, встречают человека уже на стадии приема на работу. Собеседование нередко превращается российскими HR-менеджерами в своеобразный обряд посвящения, в ходе которого кандидатам нужно проходить множество бессмысленных (и зачастую унизительных) тестов. Будущий работодатель использует любую возможность, чтобы проверить, насколько легко кандидат будет мириться с откровенными притеснениями и беззастенчивым вторжением в личную жизнь.
Праздники по принуждению
Еще одна форма принуждения, распространенная в современном офисе, – участие в праздничных корпоративных мероприятиях. Руководство многих компаний считает, что корпоративные праздники не только приятны для сотрудников, но и полезны в качестве средства «командообразования”, поэтому участвовать в них обязаны все. Корпоративный праздник – это повод для своеобразного братания начальников с подчиненными. В этой своей функции корпоратив (в особенности предновогодний) родствен древнеримским сатурналиям – праздничным гуляниям римлян в самом конце года после сбора урожая. Рабам в дни сатурналий давали поблажки и даже сажали за общий стол с господами в знак всеобщего равенства и братства. Принудительное застолье с обильными возлияниями, для которого компания может арендовать недешевое помещение и заказать такую же недешевую праздничную программу, часто оплачивается из карманов самих же сотрудников, так как, по убеждению начальников, проводится для их же блага. Организуя пышную вечеринку для подчиненных, начальник-деспот словно бы желает показать, что он, в общем, не такой уж и плохой человек, как это может показаться. Часто на оплату новогодних корпоративных вакханалий уходит немалая часть бюджета компании, оставляя у сотрудников смешанные чувства – с одной стороны, досаду за потраченные зря деньги, с другой – удовольствие от представившейся хотя бы раз в год возможности как следует покуролесить.
Именно на корпоративах становится заметно, что многим начальникам очень нравится играть роль феодалов, по милости которых вкушают земные радости их подданные. Когда на мероприятии присутствуют важные гости (клиенты или партнеры), начальство без зазрения совести может использовать подчиненных в роли обслуживающего персонала даже несмотря на то, что те явились на корпоратив в вечерних туалетах. Отказываться от участия в корпоративе опасно: этот отказ может быть истолкован как признак того, что человек не ценит свой коллектив и не до конца понимает выпавшей ему чести в нем работать. «Офисные самураи”, во все остальные дни погруженные в беспросветную рутину, хотя бы иногда желают ощутить себя дружной сплоченной коммуной, в которой нет места отщепенцам.
Принудительный коллективизм офиса часто вызывает у персонала защитную реакцию. Сотрудник стремится придать своей офисной кабинке или рабочему столу индивидуальность, уставить их личными вещами, фотографиями, кофейными кружками, чтобы таким образом обозначить и оградить свою личную территорию. Мечта офисного человека – сидеть спиной к стенке, чтобы никто не мог заглядывать через плечо и нарушать приватность. Прозрачное, насквозь просматриваемое пространство офиса вызывает у него острейшее чувство дискомфорта. В этом смысле наличие у начальника собственного кабинета – высшая офисная привилегия. Начальникам часто бывает недостаточно личного кабинета с секретаршей – они украшают свою обитель грамотами, почетными кубками и шкурами животных. Даже установка в рабочих помещениях подвесного потолка, который так нравится боссу, может оказаться нововведением, еще сильнее подавляющим офисных рабов, так как отныне они будут лишены свободного пространства не только по сторонам, но и над головой.
Секс и еда без отрыва от работы
По данным опросов, до половины россиян хотя бы раз занимались сексом на рабочем месте. Это говорит о многом даже в том случае, если респонденты выдают желаемое за действительное. Офисный секс – это тоже защита от разрушительной для психики рутины и скуки. Кроме того, напряженный ритм современной жизни не оставляет человеку времени на поиск партнера, и многим приходится довольствоваться теми, кто под рукой. Увы, расплатой за служебный роман бывает увольнение одного из участников по собственному желанию или по воле начальства. Негласные офисные правила подразделяют эти романы на связи между разностатусными партнерами (например, между начальником и подчиненным) и между партнерами с одинаковым статусом. Последняя разновидность романов осуждается строже, поскольку при распаде любовного союза один из партнеров, как правило, увольняется, и компания таким образом теряет сотрудника. Достаточно распространенная функция «разностатусных” связей – продвижение по карьерной лестнице в обход традиционной профессиональной иерархии. Наконец, сексуальные отношения на рабочем месте иногда выступают средством демонстрации зависимости одного партнера от другого, то есть инструментом власти. Как правило, объектом домоганий чаще выступает женщина, чем мужчина.
Наряду с сексом еще одной потребностью офисного населения, которую приходится удовлетворять в нестандартных условиях, является потребность в пище. Для «белого воротничка” перерыв на обед – это полчаса маленького счастья, символический рубеж, после которого рабочий день начинает клониться к завершению. Однако каким бы ободряющим ни был факт временного выпадения из офисной рутины, постоянный цейтнот заставляет людей обедать на скорую руку «дошираком” и сэндвичами, расплачиваясь за это своим здоровьем. Впрочем, даже священное право на обед может всячески попираться несмотря ни на какое законодательство. Некоторые компании сокращают время на перерыв до 15 минут или вообще запрещают прием пищи в офисе, хотя поблизости может не быть столовых. Проблема с питанием в ряде случаев бывает настолько острой, что сотрудники решают ее, продавая свою квартиру и приобретая новую вблизи места работы, чтобы можно было ходить обедать домой.
Территория ненависти
Узники офиса ненавидят его по разным причинам: кому-то трудно добираться из дома, кому-то тяжело вставать утром, кому-то не хочется общаться с теми, кто неприятен, а кому-то – по всем этим причинам сразу. Даже тем, кому действительно нравится их работа, трудно получать от нее удовольствие, когда над головой висит дамоклов меч штрафов, а с потолка смотрит око видеокамеры. Персоналу волей-неволей приходится подстраиваться под прихоти и капризы начальника, заниматься скучной работой в интересах компании, посещать корпоративы и бессмысленные совещания, а также придумывать способы имитировать занятость. Сплетни и интриги осложняют психологическую атмосферу офиса, которая становится особенно невыносимой тогда, когда люди не заняты решением реальных проблем. Из-за этого огромное число офисных сотрудников мечтает работать дома, делая все то же самое, только быстрее и эффективнее. Жесткий рабочий график с 9 до 18 не делает скидок на то, что кто-то «сова”, а кто-то «жаворонок”, а у кого-то пик интеллектуальной активности никогда не совпадает с рабочим временем. Офисная рутина настолько глубоко въедается в психику человека, что от нее невозможно даже отдохнуть.
Офисных тружеников можно разделить на тех, кто уже испытал на себе офисное рабство, и тех, кто думает, что надежно защищен от такого рода вещей. Как ни странно, многие считают, что беззащитный человек, попавший в ситуацию начальственного террора, не заслуживает сострадания, поскольку «сам виноват”. Такое отношение только усиливает позиции офисных владык, которые уже привыкли вымещать свои психологические комплексы на безответных подчиненных. Описанные негативные явления современного офиса могут наблюдаться в любой стране мира, однако в России они принимают поистине вопиющие формы из-за неразвитости гражданского правосознания.
Об авторе: Ирина Драгунская – журналист и художник. Выпускница Московского полиграфического института и Род-Айлендской школы дизайна (США). Преподает в Московском государственном академическом художественном училище. Автор множества статей об искусстве, политике и проблемах среднего класса. Ведет собственный блог на сайте «Радио Свобода”.
Об офисной жизни мы пишем регулярно — даже специальную рубрику для этого отвели. Ирина Драгунская собрала подобные истории в отдельную книгу. Правда, здесь не найдешь рассказов об офисных кружках или новых полезных гаджетах. В «Коде завинчивания: Офисное рабство в России» собраны реальные истории о войне, которая «начинается по расписанию — ровно в 9 утра» и может никогда не закончиться.
Офисные радости
Сражение с офисным рабством начинается еще до выхода на работу — с собеседования. Как явствует из приведенных в книге свидетельств, представители компаний опаздывают, забыв извиниться, откровенно хамят и задают несуразные вопросы — ясное дело, «для проверки адекватности» (о том, с чем еще приходится сталкиваться на собеседованиях, читайте в отчетах Тайного соискателя RB.ru).
Но даже если на собеседовании все обстоит благополучно, бдительности лучше не терять. В одной из историй, рассказанной некой Викой, ход милейшей беседы был прерван появлением милиционера, пришедшего за показаниями директора, избившего предыдущую секретаршу.
В общем, как пишет Драгунская, смотрите в оба, «это родных мы выбирать не можем, а вот выбрать тех, с кем трудимся по восемь-десять часов в день, можно попробовать».
Впрочем, подобные авторские советы в книге встречаются нечасто. Зато в ней есть любопытные экскурсы в прошлое — часть глав начинается рассказом о том, как жилось конторским крысам до революции и не столь далеким от нас совслужащим. Например, пресловутый дресс-код. У чиновников середины 19 века существовали парадная, праздничная, обыкновенная, будничная, особая, дорожная и летняя формы одежды. А в 1845 году отдельным изданием вышло «Расписание, в какие дни в какой быть форме», объемом в 13 страниц (с упоминаемым в книге газпромовским мануалом 2009 года и его бурным обсуждением вы можете познакомиться доп. материале).
Не обходит вниманием автор и собственно офисное пространство, рассматривая его как модель современного мира. Стремление обуютить офис вызвано желанием застолбить за собой право на место под солнцем в виде данного конкретного стола, стула, компьютера. Модный же ныне open space воспринимается офисными рабами с тоской, отмечает Драгунская (о прелестях и опасностях open space — в доп. материалах).
Истории об обеденных перерывах, корпоративах и других тимбилдингах полны описанием самого разнообразного начальственного самодурства. Боссы кидаются клавиатурами и ведрами, моют пол собственными дорогими пиджаками, заставляют писать объяснительные, озаглавленные «почему я дура», и продолжают незаконно штрафовать работников за опоздания и прочие провинности (главу «Преступления и проступки» читайте в доп. материале).
С нами иначе нельзя?
К чести авторов историй об офисной жизни скажем, что это, как правило, рассказы о предыдущих местах работы. Но ведь кто-то остается. Ирина Драгунская ищет объяснение терпеливости «офисных рабов» в стокгольмском синдроме и видит секрет покорности в том, что многие работники в глубине души согласны с применяемыми санкциями: «С нами иначе нельзя».
«Конторы, заведения, корпорации и фирмочки стали подобием феодальных княжеств, где каждый начальник — всесильный государь, — пишет Драгунская. — Самодур, но не без обаяния, матом орет, но ведь не со зла! Пристает к сотрудницам — любя! Суров, но отходчив. Трудовой кодекс постепенно вытесняется офисным бусидо».
Объяснение в ненависти
Конечно, это не рабство. За работу платят, и ее можно в любой момент поменять. Те, кто страдает от начальственного произвола, а работая над книгой, Ирина Драгунская беседовала и с мелкими клерками, и с начальниками отделов, делают это добровольно.
И все же, по мнению автора, они не заслуживают высокомерного «Сам виноват», а нуждаются в поддержке и участии, даже несмотря на присутствующий в отношениях налет мазохизма. «Иначе мы попадаем в порочный круг: пока осуждается жертва, безнаказанным остается настоящий преступник», — пишет Драгунская.
Ирина Драгунская «Код завинчивания: Офисное рабство в России». М.: Альпина Паблишерз, 2010
Еще в 1989 года бывший торговец облигациями Майкл Льюис написал бестселлер «Покер лжецов», натуралистично изобразив «кухню» финансистов. Много ли изменилось в их образе жизни за 20 лет? Forbes решил это выяснить и заодно напомнить желающим последовать героям Льюиса, чем им придется поступиться ради высокой зарплаты. Свои истории нам рассказали сами инвестбанкиры, нынешние и бывшие.
Работай ночью, показывай преданность делу
Для начала тест — возьмут вас в инвестбанк или нет?
Если вы окончили или почти окончили приличный экономический вуз — ГУ-ВШЭ, РЭА им. Плеханова, РЭШ, Финансовую академию, экономфак МГУ — есть шанс попасть на собеседование. Там потребуют ответа на вопросы о корпоративных финансах: «что такое свободный денежный поток и как он считается?», «что такое средневзвешенная стоимость капитала?», «как построить финансовую модель в Excel, пошагово?», «какие методы оценки компаний вы знаете?» и тому подобное.
Ответы можно узнать, прочитав пару учебников. Но кроме этого надо продемонстрировать свободное владение английским языком и убедить работодателя в своей выносливости. А главное, продемонстрировать желание выполнять огромное количество заданий под постоянным давлением, в условиях нехватки времени.
Первое, с чем сталкивается прошедший отбор новичок, — это установка, согласно которой финансисты должны работать много. Приветствуются ночные бдения. Сотрудник никогда не уйдет раньше девяти вечера — не положено. Правила хорошего тона диктуют засиживаться допоздна: уходя раньше, ты обижаешь коллег, у которых работы «с три телеги» и которые сегодня, возможно, проведут всю ночь в офисе. В крайнем случае придется, делая умное лицо, читать интернет до 10-11 вечера.
Непротивление и восприятие всех обычаев, присущих инвестбанкингу, называется комитмент (commitment). Если новичок не продемонстрировал комитмент, дальнейшее участие в «покере лжецов» оказывается под вопросом. Вот пример из жизни.
Аналитик Дмитрий поступил в «Ренессанс Капитал», с трепетом дождался первого понедельника и вышел на работу. Выполнил обязанности к 21.00 и отправился домой. В последующие дни — тот же график. В пятницу к Дмитрию подошел менеджер и сказал: «Ты недостаточно времени проводишь в офисе!»
«Представляете, меня упрекнули не в том, что недостаточно хорошо выполнял обязанности или недоделал работу и ушел домой, — возмущается Дмитрий. — Сказали, недостаточно времени в офисе! Комментировать это важное, монументальное, эпическое высказывание я не берусь. Тут уместны только тишина и размышление».
Впрочем, среди новоприбывших находятся такие, кто принимает всей душой и ночной труд, и приходы к 7 утра на работу — одним словом, показывает «комитмент». Коллега Дмитрия аналитик Денис любит уходить позже всех, часов в 4-5 утра. И чтоб все видели, во сколько он был на работе, перед уходом рассылает коллегам по e-mail какую-нибудь шутку. Вроде как людей порадовал, но с другой стороны напомнил: «Смотрите, в 5 утра я еще в офисе!»
«Мой друг работает в Лондоне, и у них принято говорить «He’s a good guy! I saw him on weekends» («Он классный! Я видел его на работе в выходные») — рассказывает Дмитрий. — Странная логика этого высказывания такова: если человек на выходных находится в офисе, то у него очень много работы, и он не успевает ее сделать в будни. Если же ты не был в офисе в выходные, то произвести впечатление занятого и классного парня тебе не удастся».
Забудь о праздниках, готовься работать в отпуске
Новичок в инвестбанке обречен работать как проклятый. Но в первые месяцы у многих теплится надежда, что удастся отдохнуть на праздниках, увидеть родных и друзей, съездить в отпуск. Однако эти мечты быстро исчезают.
Аналитик Morgan Stanley Мария собралась на праздники в родную Калугу, на день рождения сестры, которую давно не видела. Сидя в электричке, Мария получила звонок от босса — «срочно в офис!». Что делать? Мария расцеловала родственников, вручила подарок и, посидев для приличия полчаса, убежала на обратную электричку.
Вот более свежая история. В новогодние праздники, когда весь коллектив разъехался по курортам, работник «Ренессанс Капитала» Павел сидел на рабочем месте и готовил документы по сделке. 3 января ему пришлось выйти на работу к полудню, а домой он ушел на следующий день в семь утра — с указанием быть в офисе через четыре часа. Поспать, естественно, не удалось, состояние приблизилось к отупению, но Павел сознавал, что нужно трудиться. А дальше — еще один день работы и уход в 4 утра с указанием прийти к 10.00…
Упадок сил, депрессия, жуткий недосып — описывает свои ощущения Павел. Неимоверным усилием воли ему удавалось сконцентрироваться на работе, которая требовала повышенного внимания — вычитке 150-страничного меморандума на английском. «Когда это безумие длится третий день, наваливается чувство обреченности, кажется, что это никогда не кончится, — вздыхает Павел. — Нет собственных сил на то, чтоб выйти из ситуации, время становится резиновым». Чувствует он себя так же мерзко, как и Мария из Калуги, но очень надеется на премию в конце года.
«Всё зависит от банка!» — уверяет меня Ирина, работающая больше двух лет в отделе корпоративных финансов одного из крупнейших европейских банков (а до этого — в инвестбанке калибром помельче). Мы сидим в итальянском кафе, так как инвестбанкиры могут выделить время для встречи только во время обеда или ужина. У Ирины блестящие, практически сверкающие волосы, волевое лицо и покрасневшие глаза. Перед ней три телефона — рабочий iPhone, простенький домашний мобильник и Blackberry (для просмотра почты). В последний она, извинившись, заглядывает пару раз в течение обеда. В западных банках, убеждена Ирина, начальство прислушивается к подчиненным, а главное, «все не настолько кровожадно». В ее устах это означает, что в среднем аналитики работают с 9-10 утра до 23-24.
Некоторые инвестбанкиры со временем учатся относиться к спонтанным вызовам на работу с юмором. Александр Шульженко из отдела корпоративных финансов Deutsche Bank охотно рассказывает, как ему пришлось строить финансовую модель на ночной улице под присмотром вооруженной охраны. Александр проводил отпуск в Египте, катался на серфинге. Поздним вечером по почте пришло задание, требовавшее постоянного доступа к интернету. При этом WiFi работал только на улице. В ту же ночь в деревне отмечался местный праздник. Полицейский патруль, который трепетно относится к туристам, решил подежурить рядом с Александром до утра, чтобы зеваки не приставали с предложением помочь.
Смирись с бесполезным трудом
Всем вышеперечисленным проблемы начинающих инвестбанкиров не ограничиваются. Часто начальники («ассоциаты») занимаются воспитанием боевого духа в молодежи и дают на ночь задания, которые не требуют срочного выполнения.
Аналитик Никита с 15.00 маялся без дела. Всё, что нужно, он выполнил и собирался, дотянув в интернете часов до десяти вечера, отбыть домой. Ближе к 22.00 раздался звонок: начальник требовал сделать презентацию. Никита понимал, что задание созрело давно, его можно было дать и днем. Но все «ассоциаты» когда-то сами познали вкус ночных бдений, и у Никиты возникло подозрение, что ситуация схожа с армейской службой — боссам хочется, чтоб подопечные прошли через те же перипетии, что и они.
Никитины подозрения подтвердились. Ему поставили задачу сделать презентацию к утру. Он потратил на задание шесть часов и к четырем утра положил документ на стол начальника. Тот вспомнил о презентации только к вечеру следующего дня.
Известны примеры и более жесткого «воспитания чувств». В 4 часа утра аналитик глобального банка Михаил решил, что можно ехать домой, и вызвал такси. Подъезжая к своему Северному Бутову, Михаил получил звонок. С искренним возмущением «ассоциат» спрашивает: «А ты где? Немедленно в офис, нужно доделать работу». «Но ведь дело терпит, если я приеду в 10 утра, смогу быстро все доделать», — пролепетал Михаил. Ничего не возразив на эту фразу, «ассоциат» приказал мчать в офис. Михаилу пришлось подчиниться — при том что работа была настолько не срочная, что доделать её можно было даже не на следующий день, а еще позже. Единственное, что грело, — мысль о грядущих бонусах. Однако случился кризис, и Михаила сократили.
Как рассказывают инвестбанкиры, в отрасли известны разные способы тренировать выносливость подчиненных. Например, аналитика могут попросить прийти к 6-7 утра, а сам «ассоциат» заявляется в офис в 9-10 утра. Итог: аналитик досыпает на стульях и креслах в офисе.
Или не на стульях. В инвестбанкинге имеется такое понятие, как «унисон». На сленге — сон на унитазе. Согласно неформальному опросу аналитиков банков (Deutsche Bank, «Ренессанс Капитал», UBS, ING Bank), самыми удобными признаны туалетные кабинки «Ренессанс Капитала» в эпоху, когда офис находился в Вознесенском переулке. Сантехника была смонтирована таким образом, что можно было удобно вздремнуть. При этом огромным плюсом являлась звукоизоляция кабинки, способствовавшая крепкому сну.
Что чувствуют работники, когда переносят подобные испытания? Сжимают зубы, но надеются, что годовой бонус все окупит. Но для этого нужно дослужить до конца года. От всех, кого увольняют до 31-го декабря, в том же «Ренессанс Капитале» откупаются тремя зарплатами, тогда как в западных банках традиционно компенсируют полугодовыми окладами.
«Наша деятельность ближе всего к работе политиков», — усмехается Дмитрий, сотрудник департамента по работе с клиентами в зарубежном инвестбанке. Он признается, что его утомляет не столько 12-13 часов работы, сколько психологическое напряжение. Каждый день, каждый час нужно что-то из себя изображать, соответствовать правилам. «Требуется вести себя так, как от тебя ждет начальство — проявлять большую инициативу, даже если она не нужна, — сокрушается Дмитрий. — Я это воспринимаю как шоу-бизнес — машешь все время ручкой: «я есть», «я здесь», «я в этом участвую». Но за этим обычно никакой созидательной работы не стоит».
Почему инвестбанкиры все это терпят
Почему люди соглашаются на подобный образ жизни? Что примиряет их с уходом на работу с собственной свадьбы, с неуверенностью в планах даже на выходные?
Во-первых, деньги. Формальный оклад аналитика первого года работы в инвестбанках — 70 000-120 000 рублей в месяц, но если год был успешным, в конце могут выплатить бонус в размере годовой зарплаты (в докризисные годы больше). «Голубая мечта всякого инвестбанкира — заработать за пять лет на квартиру с машиной и свалить», — говорит сотрудник ING.
«Важно, что рабство не навсегда, а на вполне обозримый срок, например, три года», — рассуждала Ирина из крупного европейского банка. Для 25-летних этот временной промежуток не выглядит фатальным. Копятся деньги легко, тратить их практически некогда, только в отпуске.
Во-вторых, инвестбанкиры ценятся в индустриальных компаниях. «Работа в корпоративных финансах дает такой опыт, который в другом месте я бы получала лет десять», — подчеркивает Ирина. Считается, что специалисты прошли огонь, воду и медные трубы. Дело не только в выносливости. Частые командировки, общение с клиентами, знакомство с разными бизнесами расширяют кругозор.
«Меня мотивирует работа в международной команде, участие в сделках, о которых пишут на первых страницах газет, — говорит Александр Шульженко, за три года дослуживший до звания «ассоциата». — В нашей работе сочетаются знания бухгалтерской отчетности, юриспруденции, стратегического менеджмента. Развитию способствуют регулярные тренинги. Этим летом все аналитики, которых повысили до associates, прошли летнюю программу executive MBA в нью-йоркской школе бизнеса Columbia».
Кроме этого, сотруднкам инвестбанков открыт въезд во все страны, оплачивается такси и телефон, предоставляются медицинские услуги, большой социальный пакет. Лишаться всего этого тяжело. Поэтому если инвестбанкиры и срываются в дауншифтинг, то, как правило, возвращаются в свою или смежную отрасль.
Впрочем, есть исключения. Летом 2009 года я встретила однокурсницу, с которой училась на мехмате МГУ. Мария три года проработала в и J. P. Morgan и других банках. Ее собирались повысить по службе — а она уволилась по собственному желанию. Спустя сутки после последнего рабочего дня они с подругой летели в Испанию, в знак обретения свободы побрив головы. Потом был тур по Европе, марш-бросок по США, где Мария объехала всех друзей. Сейчас, спустя семь месяцев после увольнения, она учится в фотошколе при кинооператорском факультете ВГИКа.
«IB — стиль жизни, — объясняет Мария. — Ты работаешь с клиентами из разных индустрий, общаешься с профессионалами своего дела, у которых многому можно научиться. Зато теперь я не вздрагиваю от каждого телефонного звонка с мыслью, что опять вызывают в офис». Мария хочет профессионально заниматься фотографией. В крайнем случае она допускает возвращение в отделы research (исследование рынка) или trading (торговля на бирже) инвестбанков.
Я спросила: если не получится переквалифицироваться в фотографы или уйти в «спокойные» подразделения, вернется ли она в корпоративные финансы? Мария энергично замотала головой: «Нет. Однозначно нет».